Шанс, в котором нет правил [черновик] - Ольга Чигиринская

Но она то ли еще что-то соображала, то ли просто струсила. Жаль. Жаль. Хотя почему жаль — языка-то никто не отнял, а выражения лучше подбирает тот, кто лучше владеет собой. И это явно он.

И тут на сцене возник новый — точнее, старый — персонаж: длинный парень балканского типа. Только на сей раз он был не в элегантном плащике а-ля лорд Байрон, а в черной кожаной куртке с флуоресцентным узором, черных же джинсах, тяжелых подкованных ботинках, с серьгой в ухе. Да еще и бритый налысо. Залом под байкера.

— Оксана, — сказал он, — вам не объясняли, что уважающие себя дамы не разговаривают с неизвестными?

— Он не…

— Теперь да. Совершенно неизвестный вам мужчина. Ну не можете же вы сказать, что вы его знаете.

— Нет, — радостно сказала Оксана.

— И он вас не знает тоже, судя по всему?

— Да! — выдохнула Оксана. После чего ее все-таки прорвало:

— Ну что, Титов? Слабо повторить то, что ты мне говорил, сейчас? Когда здесь — мужчина? А снитч — за углом? Кишка тонка? — голос дрожал то ли от слез, то ли от торжества. Какая мелочная стерва, боги, боги мои. И это я когда-то принимал за чистую монету.

— А зачем? — спокойно сказал Титов. — Если снитч за углом? Вернется, повторю. Правда от повторения не испортится. И сколько бы наемных работников вокруг тебя не стояло, тебе это не поможет. Ты сама никому даром не нужна.

— Даром — нужна, — детектив-пижон Георгий Карастоянов, обнял Оксану за плечи — без всяких там; как мужчина обнял бы мужчину. — Именно даром. Дружба, господин Титов, тем и отличается от делового партнерства, что люди нужны друг другу даром. А иногда и несмотря на. Так что шли бы вы, бывший партнер…

— Вы не понимаете, — сказал Титов. — Вы все неправильно поняли и тогда, и сейчас. Я не знал, что за ней охотятся. Мне в голову не приходило. Из нее такой агнец, как из меня селедка. Я только потом узнал — когда мой директор начал выяснять, где она.

— Андрие… — задохнулась Оксана.

— Вот ему ты понравилась, — скривился Титов. — Подошла. Он и стукнул по нам обоим, подтолкнул. Я головой помню, что поговорить хочу — так, чтобы хоть нормальный развод, если ничего не получается, а как вижу — так все. Я скандала хотел, чтобы сына вернуть. Он же для нее игрушка… — объяснил он Карастоянову. — А этому… я ему в любом случае ни слова не скажу. Охотиться на свой собственный персонал — если я рот открою, его куры засмеют.

— Не скажете? — в лице Карастоянов не изменился, но взгляд его сделался страшным. — За вами наверняка следят. Как, вы думаете, я нашел вас? По маяку, который к вам прицепили в агентстве. На вас еще десять могут болтаться — вы и не заметите. Может быть, наш разговор пишут. Может быть, высокий господин слушает его напрямую. Вы что, не поняли, что вы — дымовая завеса, прикрытие для настоящей охотничьей команды?

— Тогда почему вы, черт побери, отпускаете гулять эту растяпу с ребенком? — зашипел Титов.

— Потому что, во-первых, на них обоих тоже маячки, — спокойно объяснил Карастоянов. — А во-вторых, если это и в самом деле несанкционированная охота, то физически им ничто не угрожает — пока Оксана не решит прийти сама.

— Вы… ловите его на живца? — Титов почувствовал, как от губ отливает кровь. — На женщину и ребенка?

У него ведь промелькнула эта мысль, когда он увидел Оксану, промелькнула и погасла — слишком уж возмущен был Карастоянов тогда у него в кабинете. Черт. Черт, черт, черт. Нужно брать эту корову и идти восстанавливать контракт. Черт. Марьяше не объяснишь. Какие они там ни будь профессионалы, все равно так нельзя. Даже если они Оксану уберегут, она же с ума сойдет, она же варков без памяти боится. И это Сашка.

— Мы своих живцов любим, — Карастоянов еще теснее прижал Оксану к плечу, и она не отстранилась — даже как будто с вызовом посмотрела. — И бережем. Нам их терять профессиональная гордость не позволяет. А вы своих близких — предаете. Как же вам доверять-то после этого? Так что вы свалите отсюда сегодня же. Без ребенка. Адью, — он развернул Оксану за плечи и быстрым шагом поволок прочь, в сторону агентства.

— Стойте! — крикнул Титов, но те не обернулись. Титов стиснул кулаки так, что суставы хрустнули. Ублюдки. Во теперь он понял, от чего люди могут биться в истерике, орать и рваться выцарапывать глаза. От жгучего бессилия. Прибежать в агентство, кричать и скандалить? Звать милицию? Что делать, что?

Он вдыхал и вдыхал липкий холодный воздух, до предела, за предел, на разрыв легких. Выдохнул.

Найти в Питере специалистов. Провериться на жучки. Поставить слежку за «Лунным светом» — сам он на это не годится. Но только слежку, больше ничего. Уволиться с работы, сегодня же. Найти работу, с иммунитетом, в центральной России. Вернуться, нет, не домой — в Екатеринослав, это теперь не дом. Забрать Марьяну. Устроиться на новом месте. Ждать. Если они убьют Андриевича, это хорошо. Тогда они перестанут нуждаться в Оксане и Саше. Устроят их где-нибудь, а там уж Оксана все сделает сама. В чем в чем, а в этом ей можно доверять. Что будет с мальчиком все это время, что? Ничего, сказал он себе, это его сын. Как бы Оксана ни старалась, в тряпку она его за несколько месяцев не превратит. А с этими сволочами сыну пока безопаснее, чем с ним. Иммунитет иммунитетом, а господин директор — мелкий мстительный гнус.

Да, сначала то, что можно сделать, потом все остальное. Он уже знал, что будет повторять это каждое утро. Каждое утро, пока не увидит Сашку.

Втащив Оксану в офис, Игорь выдернул из ее рук кулек, хлопнул на стол, раскрыл.

— Дамы и господа. Угощайтесь. Стиральным порошком можно не. Что не доедите — сложите в холодильник. Мы с Новицким берем отгул по семейным обстоятельствам.

— Куда вы меня тащите? — Оксана слабо трепыхнулась, когда ее вынесло обратно на улицу.

— Мы немного побродим, выпьем, узнаем, как дела у Андрея, а потом я вас с Саней пристрою на квартиру. Черт бы побрал Титова, я знал, что придется рвать когти, но не знал, что так скоро.

— А почему здесь нельзя остаться? Ну не вломятся же они сюда?

— А вы намерены здесь запереться? И Саньку запереть?

— Нет. А вещи?

— Привезем. Да перестаньте вы так трепетать — нашли кого.

— Что он нес, Игорь! Если бы вы слышали, что он нес!

— Я слышал. У вас в воротнике наш «жучок». Мы знали, что Титов не отцепится. Только не знали, что замешан Андриевич — это все паранойя вашего брательника. Нелишняя. Называется, ткнул пальцем в небо, попал в самолет. Вас хотели съесть. И выгоняли на охотника. Чтобы вы добровольно свою жизнь предложили. Суицид по обоюдному согласию. Депрессия — оттуда. Наведенная. А вы этого не заметили, потому что и другие причины были.

— А Витя…

— А Витя ваш, судя по всему, до какого-то момента ничего не знал, — серьезно сказал Игорь. — Не то его самого толкнули, не то депрессия ваша у него уже на сложившийся образ легла. А тут мы. И добыча с крючка сорвалась. И рыболов зарвался, или просто проговорился, Титов ваш все-таки не дурак. Он сюда приехал явно по поручению. Но думал, похоже, что сумеет коня взять, а уздечку не тронуть. Либо сделка: он предупреждает вас об охоте в обмен на ребенка — либо… хотя это явно была импровизация… но если бы вы набили ему морду, а снитч это поймал и у вас был бы привод в милицию… его дело решили бы в суде за пять минут. Но у него не выгорело ни то, ни другое, и сейчас мы посмотрим, из чего он

сделан.

— А что, это до сих пор не понятно? — Оксана скривилась.

— Нет. Бывает и хуже. Я вам даже не хочу говорить, насколько — чтобы не портить настроение. Ваш, конечно, оказался мерзавцем — но вполне заурядным. Среднестатистическим. Понимаете, он искренне верит, что так, как он предлагает, будет лучше.

Оксана вытерла заплаканные глаза, но суше они не стали.

— Он смотрел на меня и в упор не видел. Видел кого-то другого. Мы прожили вместе десять лет, Игорь. Как такое может быть? Как можно было быть ко мне так близко — и не узнать меня?

— Он перестал вас видеть давно. Еще когда попытался сделать из вас «степфордскую жену». Потому что ведь ежу понятно — из вас не получится. Но этим грешат не только мужчины, Оксана. Женщины тоже пытаются переделать мужчин по своему образу и подобию. Меня пытались. И почти сумели.

— Вы…? — по ее глазам было видно, как внутри калейдоскопом рассыпаются догадки. — Вас инициировала…

— Моя жена. Незаконная. И инициация была незаконная. Но какой ни есть — а это был брак. А что, в вашей видеодраме этого не показали?

— Нет. Там вы с самого начала… оба…

Цумэ вздохнул. Почему-то рассказ о художественном вранье слегка его задевал. Смысл этого вранья был понятен — в агитках варки-преступники — это всегда ренегаты; собаки, укусившие кормящую руку… А впрочем — правильно: не хватало еще напрашиваться на жалость.